В декабре темно и сыро. Хоть бы снег выпал - дышать стало бы веселее и чище. Главное дотянуть до Нового Года, а там уже … и лето. Ветер барабанил голыми ветками в окно и от этой скрежеще-воющей какофонии, приправленной пиканьем мониторов, у Алевтины чесались зубы и зудело всё тело.
Зелёная медицинская пижама, золотистые взъерошенный волосы и ярко-красные лабутены на стройных ногах придавали ей сходство с цветком. Распухшие губы дрожали, лицо покрывали красные пятна, по щекам текли слёзы.
Алевтина стояла у окна и плакала навзрыд, с придыханием, как плачут в детстве от горькой-прегорький обиды.
[Spoiler (click to open)]- Всё дежурство продержалась, ни одного больного не потеряла… Ий-ий-ий…Припёрся, гад, в 7 утра… Динамику гемоглобина видите ли я не помню наизусть… - девушка вытерла ладошками слёзы, взяла с подоконника пульверизатор и стала прыскать себе в лицо, как самому заправскому растению. - И пусть он почти что памятник и полмира учится по его учебникам…Искромсать, изгадить первое моё самостоятельное дежурство… Ий-ий-ий… Я так готовилась, так старалась…. А этот взял.. и всё растоптал. Кайфоломщик, ловец чужой радости. Упырь хренов!.. Обозвал меня “ленивой бездарью”…
Хлюпание медленно затихало, голос становился злее и увереннее, садовые ножницы в руках заменили пульверизатор,
- Чик-чик…Чик-чирик… Вот так чубчик на твоей лысой голове надо откромсать, а бородёнку и уши в придачу, - остервенело чекрыжила толстые листья алоэ Алевтина.
Светало. Люди спешили на работу. Прохожие кутали лица в шарфы и воротники от шалого ветра и снежной крупки. Центральный вход в больнице на полчаса заполнился здоровыми, улыбающимися врачами и медсёстрами. Их лица ещё ощущали тепло дома и были лишены тревожного беспокойства за чужие судьбы. Сейчас они облачатся в белые халаты, дежурные улыбки, натянут броню на своё сердце и станут “дневными ангелами милосердия”, отпустив на покой помятых, виноватых и уставших ночных.
Сумрак в ординаторской - есть такое малюсенькое государство, свободное в госпиталях от пациентов - там живут доктора, истории болезней, пузатый чайник и кофе. В игре света и тени силуэт холодильника. На стене выпендриваются мониторы, кто изящнее нарисует кривую или сыграет ноктюрн с непредсказуемым ритмом. На больших круглых часах стрелки показывают 8.22.
Из яркого коридорного прямоугольника, как поршень, в комнату входит врач-реаниматолог дневной смены Виктор Сергеевич Малой в отглаженных со стрелочками серых льняных брюках и в белоснежном накрахмаленном халате.
Балагур и весельчак лет сорока с лукавыми карими глазами и вихрами непокорных волос, выбивающихся из-под белой шапочки-пилотки. К слову, чувство юмора и умение шутить даже в смертельной ситуации, одно из важнейших качеств реаниматолога, иначе батарейки перегорят очень быстро.
- Привет, Алевтина! А что это ты наше алоэ налысо постригла? Замочила что ль кого-то? Теперь бальзамировать собираешься?
- И вам не хворать. Виктор Сергеевич! Да, забальзамировала бы здесь одного…лысого.
- Ха-ха! Я вижу, деточка, утренний обход шефа прошёл удачно! Достал он тебя! А сколько мы тебе говорили - учи матчасть! - как-то сомнамбулически проговорил Виктор Сергеевич, явно загипнотизированный созерцанием стройных лодыжек Алевтины.
- Но это же невозможно - помнить параметры каждого больного за сутки!!! Обозвал меня “ленивой бездарью”! Сам живёт в больнице, в своём кабинете! Мизантроп, женоненавистник, Синяя Борода.
- Последнее спорно! Шеф был женат официально три раза, а неофициально …. - присвистывает - харизма у него бешеная! А может ты в него влюбилась, что так икру мечешь???!!! Кхе-кхе-кхе…
Провокация, барышня, есть элемент флирта, игры, в которой нет правил, но есть туманные перспективы…
- Ещё одно слово, и будет два удара - четыре дырки! - угрожающее замахнулась ножницами Алевтина. - Да, таким уродам, как наш зав, по приговору суда надо запретить иметь семью!!! Для них кроме этой долбаной реанимации ничего больше в жизни не существует!
В повисшей паузе замурлыкал монитор…
- А ты, Алевтина, часом, в выборе специальности не ошиблась, может в косметологи подашься или, на худой конец, в терапевты?
Резкий телефонный звонок прервал дружеский утренний трёп. Алевтина подбежала к столу и рывком сняла трубку:
- Да, дежурный реаниматолог слушает!.... Отек Квинке... Поняла, 2-ая терапия.
Трубка грохнула по телефонному аппарату. Девушка решительно опустила вниз голову, собрала разметавшиеся волосы в пучок, надвинула шапочку на брови, повесила увесистую сумку для оказания первой реанимационной помощи на плечо и рванула из ординаторской, разбудив дремавший в полумраке сквозняк.
- Аля, береги ноги - это 4-ый этаж! - крикнул ей вдогонку Виктор и забубнил себе под нос. - И что эти девки находят в боссе?! Лысый, старый, придирается ко всему! Похоже, что наша Алечка в него втюрилась, иначе зачем же такие каблучки,) да ещё рыдать, как в последний день Помпеи! Главное, чтобы босс на эти “туфельки Золушки” не запал, иначе жаль девчонку… достанется ей лиха! Известно, старики пьют кровь младенцев, пытаясь продлить молодость…Ха-ха-ха!.
Стрелки на больших круглых часах над дверью показывали 8.24.
Время пошло. Каждый реаниматолог знает, что при серьёзной заварушке у него есть 6 минут, чтобы помочь больному. Целых шесть минут: добежать, сыграть ноктюрн на флейтах и хордах и сорвать аплодисменты. Это кросс с препятствиями длинною в жизнь.
- Вот, дура, зачем надела эти туфли?! Скользко. Надо вернуться, переодеть… нет времени, - проносится в голове Алевтины.
Дверь в отделение реанимации распахивается и дородная анестезистка Нина вкатывает кровать с больным после операции.
- Здрасте, Алевтина Павловна, помогите мне кровать с больным закатить, а то моё “хилое тельце” никак не втиснется. Держите капельницу!
Завязывается рукопашная. Алевтина пытается вытолкнуть кровать, налегая на неё всем телом:
- В сторону! Срочный вызов! Пропустите... Пропустите меня…
Анестезистка отскакивает в сторону, как ошпаренная Алевтина выкатывает кровать в лифтовой ход, бросается к лифтам, но не тут то было… Ремень цепляется за крючок кровати. Молодая женщина чудом сохраняет равновесие и вырывается на оперативный простор к лифтам. Препятствия преодолены за рекордное время, но минута потеряна. На часах 8.24.
Нажаты кнопки обоих лифтов. Звучат резкие звонки.
- Бум-бум-бум…. - сердце Алевтины кажется заглужает своим стуком лязг старого грузового лифта. Ободранные серые двери наконец-то неторопливо разъезжаются , как в фильме с замедленной съёмкой. В кабине две каталки, до самого потолка лифта заваленные огромными узлами с грязным бельем.
- Что трезвонишь, как оглашенная! Всем надо!… Утро! Да, и я не железная!.. Михалыч-то чайку пошёл попить к Надьке буфетчице, всю ночь работал… Вот его лифт и висит на 5 этаже. Щас санитар подскочит, разгрузимся и поедем... Не одна ты такая, потерпи малёк, - недовольно бубнила привычной скороговоркой грузная, как тюк с бельем, лифтерша тётя Вера. А кто важнее всех в больнице?! Известное дело, лифтерши, да санитары!
- Ой, мамочка, - Алевтина на мгновение закрыла лицо руками, решительно сбрасывая с ног туфли. Красные лабутены полетели в лифт, как гранаты в амбразуру вражеского дота.
Тётя Вера остолбенела. Рот её открывался и закрывался с каким-то нечленораздельным бульканьем. Алевтина крутанулась и рванула к двери с табличкой “Запасной выход”. На второй полосе препятствий потеряна ещё одна бесценная минута. Часы показывали 8.26.
“Успею, должна успеть, всего-то четвёртый этаж, ” - думала Алевтина, летя по лестнице через две ступеньки и глядя только вверх. - Вперед и ввысь… Быстрее, быстрее,, - подгоняла себя она. Бежать босиком было легко. Алевтина оттолкнулась правой ногой от площадки 2 этажа, полетела, а левой приземлилась в ведро с грязной водой. Не удержалась, упала на колени.
- Господи, как больно! - Ведро, крутясь и пританцовывая, с грохотом покатилось по ступенькам вниз.
- Бабах!… Дзинь-уххх!… Ёшкин кот!…Детонька моя, докторша, ты живая?! - запричитала санитарка тётя Дуся, Застывшая со шваброй в руках, как монумент трудовому народу.
Живая или мертвая? Какая разница!
Алевтина моментально вскочила, так и не почувствовав ни боли, ни холода, оглянулась через плечо на часы. “Подлые” стрелки шли спешили. 8.27.
- Вперед и ввысь, быстрее и быстрее, - повторяла Алевтина. Теперь её не только босые, но ещё мокрые и разбитые в кровь ноги бежали по ледяным ступеням больничной чёрной лестницы.
Площадка третьего этажа была завалена грудой скрученных тюфяков, подушек и одеял.
Сегодня, как сговорившись, больница стала сплошным препятствием! А время идёт, часы тикают.
Алевтина, не останавливаясь, схватила тюфяк и бросила его вниз, потом второй, вскарабкалась на третий:
- Знал, всё знал заранее… И про туфли мои проклятые, и про “бездарь ленивую”, но я добегу и спасу... Ещё есть 2 минуты.. - шептала девушка вскарабкиваясь на кучу тюфяков, как альпинист на Эльбрус, цепляясь ногтями и ломая их.
Бегом по лестнице. Быстрее, быстрее …..До вожделенной двери с табличкой “4 этаж” осталось пару шагов, а в запасе у больного одна минута жизни. На часах - 8.29.
Одна минута, а не пять, как пела Людмила Гурченко в «Карнавальной ночи». Вся наша жизнь - «Карнавальная ночь»: минута – это много или мало?
- Успела, я всё-таки успела. Фу! - выдыхает Алевтина, хватаясь за ручку двери, которая неожиданно резко открывается и отрезвляюще ударяет её по лбу, отправляя бегунью в нокаут.
Journal information